Мегалополис В северо-восточной части урбанистической структуры США есть участок, где обычное размеренное чередование крупных, средних и мелких городов резко нарушается и города внезапно сгущаются в гигантскую сплошную полосу от Бостона до Вашингтона. Они сложились в 50 агломераций, которые охватывают территорию примерно в 100 тыс. км и непосредственно граничат друг с другом сплошной застройкой. 30 из. них слились в 5 сверхъагломераций, которые в США называют консолидированными ареалами. Правда, кое-где разрывы в этой застройке все-таки есть - в. восточном Коннектикуте, между ареалами Нью-Йорка и Филадельфии и др.* но они гораздо уже, чем диаметры прилегающих к ним урбанизированных ареалов. На северо-западе эта полоса быстро переходит в зону густых лесов и живописных гор; уже через час езды от центра Нью-Йорка на шоссе появляются дорожные знаки, предупреждающие, что здесь дорогу переходят олени. * Недаром разрыв в восточном Коннектикуте служит своеобразным ориентиром для пилотов ночных авиарейсов на маршруте Нью-Йорк-Бостон, потому что в сплошном море городских. огней он выглядит единственным заметным темным пятном. Поэтому полоса явственно выделяется на карте и своей слитностью, и отчлененностью от окружения. Но главная ее черта - громадные размеры сосредоточенного в ней людского и экономического потенциала. Здесь, менее чем на 2% территории смежных штатов страны, проживают около 40 млн человек - почти 1/5 населения США. Восемь агломераций полосы имеют людность более 2 млн жителей, 3 из них (Нью-Йорк, Филадельфия и Бостон) входят в десятку крупнейших в стране. В одном только Нью-йоркском районе валовой региональный продукт больше, чем в Канаде- или во всех странах Африки, за вычетом ЮАР, а в самом Нью-Йорке он больше, чем во всей Индии. Главные города этой полосы -крупнейшие в стране средоточия финансового дела, контор корпораций, транспортной деятельности. Велика их роль в культурной, политической жизни США. Нью-Йорк - неоспоримый законодатель моды и культурных веяний, Бостон издавна считается “американскими Афинами”. Филадельфия - “колыбель” американского государства, его первая столица, Вашингтон - столица нынешняя. Именно здесь сосредоточены самые старые в стране крупные города, прошедшие самую сложную эволюцию, и на фоне молодой зааппалачской Америки весь этот район выглядит в глазах американцев словно подернутым патиной истории. Все это придает полосе Бостон-Вашингтон неоспоримую общностью запечатленную даже в обыденном сознании американцев. Недаром в массовой литературе США эту полосу часто называют “Босуош” -по начальным слогам названий крайних городов. В научной же литературе ее принято именовать Мегалополисом - с легкой руки французского географа Ж. Гетмана, который в 60-х годах посвятил этому району капитальное исследование "Мегалополис” [71]. Ныне мегалополисами принято называть все урбанистические сверхструктуры, которые нередко образуются и в других странах. Среди главных факторов образования мегалополисов обычно выделяют сближенность крупнейших хозяйственных центров страны, которые своей мощностью как бы искажают силовые линии в демографическом поле; пространство между ними приобретает особую ценность с точки зрения экономико-географического положения (ЭГП) и поэтому заселяется особенно активно [16]. Можно, однако, заметить, что во многих случаях такая сближенность не порождает мегалополисов. Не сложилось их, например, между Торонто и Монреалем в Канаде, Сиднеем и Мельбурном в Австралии, Ленинградом и Москвой в нашей стране. И это несмотря на то, что связи между такими центрами являются главными в этих странах и оснащены мощными "инфраструктурными жгутами” (выражение И. М. Маергойза). Более того, подобные центры, как правило, растут в разные стороны. Даже нарочитое размещение столиц Канады и Австралии между главными городами не изменило положения. Дело, по-видимому, в том, что в приведенных примерах оба центра обладают принципиально разным ЭГП. Торонто-часть североамериканского Приозерья, а Монреаль “смотрит” на восток, на Европу; Москва - сердце Европейской России, а Ленинград - “окно в Европу” и базовый центр европейского Севера. Именно поэтому подобные центры сильно отличаются друг от друга, дополняют друг друга, именно поэтому так активны связи между ними, но разделяющая их полоса оказывается “ничейной”, не обладающей ярко выраженным экономико-географическим положением. Поэтому плотность населения здесь невелика. У городов Мегалополиса, наоборот, ЭГП, в принципе, одинаковое. Это старинные базы колонизации страны, ее ворота трансокеанических связей. Ни одному из них не было под силу монополизировать эти роли - слишком велика обслуживаемая ими страна. Можно сказать, что единое ЭГП оказалось приуроченным здесь не к точке, а к целой полосе, в пределах которой все точки обладали примерно одинаковой ценностью. Именно поэтому она как бы “заросла” однотипными по своим ролям городами. Этим же можно объяснить и неразвитость Мегалополиса в глубь страны, слабость ближних хинтерландов его главных центров. Ведь ЭГП, послужившее основой для образования Мегалополиса, остается почти неизменным по его продольной оси, но быстро теряет свои качества в поперечном направлении, хотя в этом немалую роль играет, конечно, и близлежащая стена Аппалачей. Главный хинтерланд этих центров-вся страна, а не прилегающие местности, которые сами по себе не могли породить такие крупные города, да еще в такой близости друг от друга. В связи с этим встает весьма актуальный для районирования вопрос - о соотношении морфологических и функциональных признаков районообразования. Принято считать, что они противоречат друг другу: сходство территориальных ячеек, по которым выделяют морфологически единые районы, делает ненужным взаимосвязи таких ячеек, а потому не обеспечивает им функционального единства, последнее же считается обычно главным признаком для выделения “полноценного” района. Между тем единство Мегалополиса как района зиждется именно на морфологическом сходстве. Его города не только сливаются друг с другом чисто физически, но и похожи в самом главном. Они выросли прежде всего на связях с остальной страной, а не друг с другом. Тем не менее их принадлежность к единому району совершенно неоспорима. Значит, и морфология сама по себе может служить достаточным районообразующим признаком, если она выражена настолько ярко, что способна заслонить собой относительную слабость признаков функциональной дополнительности и связности частей д единый район. Это лишний раз убеждает, что методика районирования должна бытьгибкой, чтобы учитывать многообразие реальных форм районообразования. Впрочем, связи внутри Мегалополиса тоже весьма велики - и хозяйственные, и социальные. Их олицетворение - мощный инфраструктурный жгут вдоль всего Мегалополиса, основой которого служит так называемый Северо-Восточный коридор длиной 730 км, первая скоростная пассажирская трасса в стране, где поезда, двигаясь со скоростью 190 км/ч, связывают Нью-Йорк с Бостоном менее чем за 4 часа, а с Вашингтоном - за 2 часа 40 мин. * Ведущие центры Мегалополиса существенно отличаются по структуре промышленности. Нью-Йорк специализирован на швейной промышленности и полиграфии, Филадельфия - на химии, Балтимор - на металлургии. Бостон - на наукоемких отраслях, поэтому они дополняют друг друга в рамках районного комплекса и оживленно обмениваются грузами. * Traffic Quarterly. 1980. 34. N 1. Р. 46. Есть, однако, еще один фактор, который во многом снижает единство района. Все главные его города зародились почти одновременно, с разрывом не более полувека (за исключением, разумеется, Вашингтона), но характер их дальнейшего развития оказался совсем разным. В северной части Мегалополиса культурная специфика столь ярка, что заставляет отступить морфологический признак. В отличие от остальных центров Мегалополиса Бостон-порождением прилегающего района, столица Новой Англии. К тому же он отрезан от внутренних частей страны ближним хинтерландом Нью-Йорка. Поэтому данную часть Мегалополиса правильнее отнести к Новой Англии, за исключением, пожалуй, округа Фэрфилд (в шт. Коннектикут), который является ближним пригородом Большого Нью-Йорка*. Остальные части Мегалополиса тоже обладают немалой спецификой. * Н. Бероун и Пейрс подчеркивают, что жители Фэрфилда: четко ощущают себя ньюйоркцами: они смотрят телевидение Нью- Йорка, читают его газеты, болеют за его команды, а не за команды Коннектикута. Ж. Гарро замечает, что автомобилист, который едет из Нью-Йорка на восток, лишь после Бриджпорта, покидая округ Фэрфилд, ощущает существенный спад дорожной напряженности, которая не оставляла его весь предыдущий путь. В рамках собственно Мегалополиса (т. е. за вычетом новоанглийского участка) ядра тоже резко отличаются друг от друга по облику, генезису и “духу”. К тому же здесь легко заметить явное распадение Мегалополиса на 3 морфологические части - Ньюйоркскую. Филадельфийскую и Столичную (с Балтимором и Вашингтоном). На фоне столь сильных различий между главными городами Мегалополиса - различий по генезису, истории развития, структуре - особенно примечательным выглядит то единообразие, с каким протекали в них за последние десятилетия процессы хозяйственной и территориальной перестройки. Одними из первых в стране вступили эти города в период субурбанизации, округ Вестчестер к северу от г. Нью-Йорк принято считать первой в стране современной субурбией, которая сложилась здесь еще в З0-х годах. Уже тогда рост центральных городов Мегалополиса замедлился, потом остановился, а с 60-х годов сменился упадком, и в середине 80-х годов в Нью-Йорке было на 10% меньше жителей, чем в 1950 г., а в Филадельфии, Балтиморе и Вашингтоне - примерно на 17-20%. Если в 1940 г. Филадельфия и Вашингтон превосходили свои пригороды по людности в 1,5 раза, а Балтимор даже вдвое, то теперь Филадельфия и Балтимор уступают им вдвое, а Вашингтон даже в 4 раза. Центральные города все более теряли роль фокусов внутренних связей Мегалополиса и своих агломераций. Так, обследования по Филадельфии показали, что 60% жителей ее пригородов крайне редко посещают центр города, 80% не только живут, но и работают вне его*. В Нью-Йорке доля челночников в рабочих местах упала на 20%, и это самый низкий показатель среди 50 крупнейших агломераций страны. * Geographical Magazine. 1979. N 1. Р. 505. Отрущобливание, безработица, разгул преступности, финансовый кризис городских ядер - все эти явления, сопровождавшие субурбанизацию почти во всех агломерациях США, здесь приобретали особенно сильный размах. Негры и пуэрториканцы составляют 45% населения в Нью-Йорке и Филадельфии, 55% в Балтиморе, 70% в Вашингтоне. “Южный Бронкс,-- пишут авторы “Альманаха американской политики” о районе Нью-Йорка, - стал общенациональным олицетворением трущоб. Раз в четыре года кандидаты в президенты тащатся сюда и столбенеют, открыв рот, при виде развалин, а потом исторгают избитые сравнения с Берлином после окончания военных действий. Кандидаты, губернатор, сенатор, мэр-все обещают сделать для Южного Бронкса хоть что-нибудь, но ничего существенного до сих пор так и не сделано. За 70-е годы Южный Бронкс потерял половину своего населения - больше, чем любой другой избирательный округ в стране” [142]. В самых тяжелых формах пережили эти города и субурбанизацпю промышленности. Численность занятых в ней за 1947-1977 гг. сократилась в г. Нью-Йорке с 1 млн до 450 тыс. человек, в Филадельфии - с 330 тыс. до 155 тыс., в Балтиморе - со 120 тыс. до 73 тыс. человек. Этот процесс охватил практически все значительные города Мегалополиса, потому что промышленность уходила не столько в пригороды, сколько за пределы района. Совершенно запустел Камден, некогда крупный центр судостроения, в нем не осталось ни одного универмага или отеля *. Втрое сократился отряд металлургов в долине Лихай - базовом ареале монополии “Бетлехем стил” **. О Нью арке, который входит в число крупнейших индустриальных центров страны, “Альманах американской политики” писал в 1974 г.: “Некоторые ученые-урбанисты полагают, что именно Ньюарк станет первым американским городом, который умрет. Всего 20 лет назад это был вполне процветающий город с крупнейшим в Пьет-Джерси даунтауном и зелеными кварталами домов, заселенных средним классом. Сегодня же основная часть Ньюарка напоминает разрушенный войной Берлин” (это сравнение стало дежурным в американской прессе применительно к подобным явлениям). *
Financial Times. 1985. 5VII. Р. 13. Опасения насчет “смерти” этих городов стали перерастать в уверенность, когда финансовый кризис городов Мегалополиса дошел до того, что власти Нью- Йорка были готовы в 1975 г. объявить город банкротом. Однако с конца 70-х годов в них почти одновременно наметилось оживление, которое с 80-х годов перешло в настоящий подъем. Причин этому было немало. Известную роль сыграл и отток населения, что снизило нагрузку на обветшавшую инфраструктуру. Главное, однако, заключалось в том, что экономический и людской потенциал, накопленный Мегалополисом, не мог пропасть втуне; дело было лишь за перестройкой его использования, которая слишком затянулась в силу пороков, присущих частнокапиталистическому укладу США. Ключом к изменениям послужило втягивание США в мировую экономику, и здесь Мегалополису предстояло сыграть роль важнейшего соединительного звена. И если в чисто индустриальном плане он явно утратил своибылые преимущества, то в качестве средоточия финансовой и управленческой деятельности все еще не имел себе равных. Настоящий строительный бум охватил нью-йоркский Манхаттан, где ежегодно строится примерно по 0,5 млн кв. м конторской площади, возле Сентрал-парка развернулось строительство небоскреба выше чикагской башни “Сирс”, который вернет Нью-Йорку мировое первенство. В Филадельфии лихорадочное строительство охватило Сентер-Сити - старинное ядро города между Делавзром и Скуйлкилом; здесь ежегодно вводится по 200 тыс. кв. м конторской и торговой площади **. Под напором этой лихорадки пала традиция “ макушки Пенна” - три новых небоскреба в 1988 г. были уже выше соседней ратуши. Филадельфия дала один из самых ярких образчиков джентрификации: в трущобном районе Сосайети-Хилл, на юго-востоке Сентер-Сити, отреставрированы 900 домов постройки XVIII и XIX вв., а за несколько лет цены на них выросли с 30 тыс. до 300 тыс. долл. В Балтиморе район внутренней гавани расчищен от пакгаузов, причалов и трущоб и превращен в своего рода витрину достижений американского градостроительства. *
Правда, в последние
десятилетия из Нью-Йорка
уходили не только заводы, но и
штаб-квартиры. В 1965 г. там
квартировали 128 корпораций из
числа 500 крупнейших в
промышленности страны, а в 1980 г.
их осталось лишь 73. Однако
большинство из них осело в
пригородах Нью-Йорка, и прежде
всего в коннекти-
кутском округе Фэрфилд, который издавна
пользовался репутацией одного
из богатейших в стране. По
словам Н.
Пейрса, ныне он
превратился в выставку
современной конторской
архитектуры. В этом следовало
бы видеть не столько утрату
Нью-Йорком центральных функций, сколько
приобретение их всем
прилегающим районом [116] Особенно многозначительным выглядит наметившийся здесь подъем промышленности, развивающейся по тем же канонам, что и в Новой Англии: старинные престижные университеты и вся богатейшая научная инфраструктура Мегалополиса стала приманкой для новейших наукоемких отраслей. Крупный аналог бостонского “коридора 128” возник на западных окраинах Филадельфии, вдоль федеральной автострады 202, где обосновались около 150 заводов на 45 тыс. занятых; около 100 таких предприятий возникло в “кресте” дорог № 70 и 38 *. Зарождается подобный пояс и в виргинских пригородах Вашингтона, притом с ориентацией именно на столичные его функции, а не на университетскую базу, которую здесь еще предстоит создать. .* Geographical Magazine. 1985. No 2. Р. 106-124. Синхронность, с которой начался “ренессанс” ядер Мегалополиса, еще раз подчеркивает его единство как района. Одинаковой, впрочем, оказалась и жесткая приуроченность этого подъема только к центральным кварталам городов (если не считать наукоемких поясов и конторских анклавов в некоторых пригородах). Учитывая точечный характер проявления главных факторов, лежащих в основе подъема, трудно предположить, что он охватит и прилегающие территории района. Поэтому такой “ренессанс” ведет не столько к возрождению всего Мегалополиса, сколько к обострению противоречий между его частями. С новой остротой встает еще одна жгучая проблема районирования общества-проблема выявления районов и подрайонов внутри таких сверхкрупных узлов общества, как ядра Мегалополиса. Каждое из них - мощный сгусток потенциала, равновеликий целым странам, но занимаемая этими ядрами площадь очень мала. Они похожи на сверхтяжелые звезды, внутри которых под действием сверхвысокой плотности пространство как бы свернулось, выродилось до масштаба, который не поддается, казалось бы, районированию привычными методами. Между тем внутренние различия в этих ядрах громадны. Именно в силу “коллапса пространства” в таких городах сплошь и рядом оказываются сближенными, а то и вовсе соседствуют предельно разные по своему укладу и облику территориальные общности людей, и это порождает здесь контрасты столь вопиющие, что структурная неоднородность ядер становится совершенно очевидной. Характерно, что в “Альманахе американской политики” цитировавшийся очерк о Южном Бронксе начинается словами: “Географически Южный Бронкс находится всего в миле от шикарного манхаттанского района Аппер-Ист-Сайд, но по своей обыденной жизни он - словно на другом конце света” [41]. Контрасты в ядрах, как правило, не калейдоскопичны, они складываются в довольно упорядоченную картину. Так, в среднем по Манхаттану душевой доход вдвое (!) выше, чем по всему Бронксу, и в данном случае речь идет о районах, в которых живет более чем по 1 млн. человек. Значит, районирование выводит г. Нью-Йорк на какие-то целостности, весьма значительные по людности. Присущая американскому обществу сильная сегрегированность расселения еще более усугубляет эти контрасты, превращая части города в самодовлеющие миры, традиция же “низовой демократии” обычно придает им четкое организационное оформление. Это делает районирование сверхгородов не только необходимым, но и не слишком сложным. Однако территории этих “миров” столь малы, что такое районирование, по-видимому, нуждается в весьма специфической методике. |
|
Биг Эппл
возвращает лидерство в стране. Слияние АОЛ и
Уорнер Бразерс придало
Нью-Йорку новый стимул и
вернуло ему лидерство в стране.
